Лиза, голубоглазая милая девочка с курчавыми светлыми волосами, сидела за кухонным столом, наслаждаясь волшебным моментом. В ее руке горела обыкновенная парафиновая свеча, неугомонно мерцающее пламя и слабая трескотня перегорающей сердцевины буквально загипнотизировали милашку. В глазах был лишь огонь, он как будто подчинил разум юного создания, его плавные качающиеся движения напоминали танец, порождавший в душе обиженной нимфетки неприятнейшие мысли, полные агрессивной жестокости, беспощадности, способной испепелить кого угодно. Ненависть эта была сфокусирована на одном, казалось бы, самом родном, человеке, ее нелюбимом отце.
- Лизка, сучка такая, марш в спальню!
- Слушаюсь, папочка.
- И свечку потуши, иначе дом сожжешь к чертовой бабушке, будешь жить на помойке.
Стройная как тростиночка девчушка глядела на родича без улыбки на лице, напоминавшем физиономию обиженной куклы Барби, скулы сжимало импульсивным спазмом страха, в груди чувствовался болевой эпицентр, рассылавший нотки дискомфорта в каждый уголочек юного тела. Мысль Лизоньки неутешительно предугадывала суровую реальность: «Опять в спальню, чтобы трясти перед лицом своим членом, а потом использует меня как подстилку, вытрет ноги как о половую тряпку».
- Ты идешь полировать гладкую мускулатуру, шлюха? Или посмела меня ослушаться?
- Я иду, папочка, только воск сотру со стола.
- Стерва неблагодарная, еще наляпать свечкой умудрилась. Вот я тебя.
Отец начал избивать дочурку как только овдовел, виня ее во всех грехах, свалившихся ему на голову, лапочка быстро подросла и по достижению совершеннолетия безобразный извращенец надругался над Лизкиным целомудрием. Он силой овладел хрупким девчачьим телом, порвал целку и с тех пор начал считать, что судьба пошла в размен, обменяв специально для него почившую жену на смазливого подростка. Очередная порция порки ждала «непослушную неряшливую грязнулю», как любил ее обзывать отец, толстый кожаный ремень хлопнул при складывании его вдвое, тяжелая металлическая бляха легла удобно в руку извергу и тот со всего маху стеганул бедную малышку по спине. Жгучая боль, пронизывающая до капилляров, выгнула тело дугой, но изо рта избиваемая не произнесла ни звука, потому что жалостливые крики только возбудили бы домашнего деспота. Одного удара папочке было предостаточно, тот удалил амбиции, приглашая выпоротую негодницу в спальню, будто она дешевая куртизанка, с которой можно творить разные глупости.
- Хочешь испытать нечто неописуемое?! – бестактно озадачил новым вопросом мучитель.
- Нет, папочка, меня все устраивает.
- Я не спрашиваю тебя, гнусная гадюка, это утверждение. Быстро разделась и встала по-собачьи, как учил в прошлый раз.
Невинная крошка стояла спиной к безжалостному тирану, ее хрупкие, покатые плечи инстинктивно сжались, когда руки старательно прикрывали грудь, стыд одолевал жертву, ведь она хоть и была опорочена, но в душе оставалась все тем же невинным подростком. Несколько красных полосок украшали изгибы спины от лопаток до поясницы, были старые ссадины, превратившиеся в запекшуюся кровь и сиреневую синеву. Изящная талия длинноногой блондинки аппетитной наружности плавно переходила в покатые бедра, треугольник поясницы четко очерчивал позвоночный столб, чуть ниже располагались мясистые ягодицы. Зажавшаяся в себе скромница осталась в одних лишь трусах, белая ткань в красный крупный горох вжалась в попку, спереди детально проецируя очертания половых губ и лобка.
- Лиза, повернись. Хватит зажиматься! – приказал глава семейства. – Покажи, что ты там прячешь.
- Грудь, - дрожащим голосом ответила испуганная девочка.
- Да это же настоящие сиськи, когда они такие большие успели вырасти? И почему соски такие набухшие? Неужели ты возбуждена после отцовой порки? – рассматривал отец откровенный вид собственного чада.
Бесчувственный гнус почувствовал в ответе дочурки подчинение, его властолюбие дало толчок очередному вероломному изнасилованию, начавшемуся как простое тисканье сосковых припухлостей. Лиза просто стояла в ожидании концовки прелюдии, она точно была уверена, что сегодня ее не просто натянут, а отымеют жестче обычного, потому что папенька был на изрядном подпитии. Он считал себя ее воспитателем и учителем, который имеет право творить самые невообразимые вещи, потому что лапочка живет с ним под одной крышей, питается из его холодильника, дышит, в конце концов, благодаря тому, что восемнадцать лет назад один юркий сперматозоид оплодотворил яйцеклетку ее матери.
- Раком встала, ноги широко раздвинула, ягодицы руками растяни, чтобы я видел красную дырку в твоей жопе!
- Папочка, пожалуйста, только не это.
- Ты уже знаешь, что такое трах в попу, не правда ли? Подруги хвастались, как это больно?
- Умоляю...
- Это нестерпимая боль, хуже удаления зуба без анестезии. Ты не переживай, Лизка, я же не аморальный урод, смажу твою щелку перед тем, как войду, это смягчит вход. Женщина должна знать, каков он, этот анальный секс, вот твоя мать знала и хорошо двигала бедрами, когда мой член был в ее попке. Страстные были моменты. В кого ты такая родилась, ущербная и фригидная как полено??? Давай-ка я позвоню дружку своему Пашке, пусть тоже подключится к процессу. У него сын молодой, красавец-симпатяга, авось тебя попользовать тоже захочет???
От старческой придури повернутого папеньки не было спасу...
***
Прошло пятнадцать лет. За столом у психиатра сидела женщина средних лет, выглядевшая как зрелая проститутка с двадцатилетним стажем: большие завалившиеся глаза, глубокие морщины на лбу, вульгарно накрашенные красной помадой губы сочетались разве что со стрижкой каре рыжего цвета. В остальном гротескный образ не соответствовал представительнице слабого пола – тяжелые шарики груди визуально казались упругими как мячи, плоский живот на узенькой талии невообразимо изящно сочетался с широкими бедрами и попочкой среднего размера. Каждая ягодица имела право называться природным феноменом, тело было живым и дышащим воплощением идеальной женской красоты, в движениях конечностей замечалась то ли пронизывающая неудовлетворенность, то ли психическое расстройство. Самка-хищница все время поглаживала гладкую шариковую ручку, сексуально облизывала губы и томно раздвигала бедра, привлекая внимание доктора в чарующую темень пространства под коротенькой юбкой.
- Елизавета Васильевна, это наше с вами последнее свидание. После нашей беседы я смогу сделать окончательный вывод для психиатрической комиссии, чтобы снять вас с учёта. Итак, вернемся к событиям того злосчастного дня. Вы что-нибудь вспомнили, хоть какие-то подробности?
- Федор Афанасьевич, если говорить честно и прямо, то кое-что вспомнила. Как я уже говорила, отец увел меня в спальню и там…ну, вы поняли. Я много раз воссоздавала тот день в памяти и не укладывалась одна деталь – не помнила, тушила ли я свечу или оставила полыхать? Когда он завершил свое грязное дело, я просто убежала из дому, а он пьяный остался спать. Это ни в коем разе не был поджог, мысли в молодом возрасте были, знаете ли, чтобы никто не догадался из знакомых об происходивших половых актах. Стыд, срам, позор – это всегда было клеймом на чести женщин.
- Что вы чувствуете сейчас?
- Ничего. Абсолютная пустота. Поймите, если бы у меня в голове были тараканы, стала бы я успешной деловой женщиной. На лицо прошлое наложило отпечаток, да у меня запланирована операция у пластического хирурга через неделю, поэтому слёзно прошу вас снять меня с учета, иначе доктора не согласятся на банальную подтяжку лица, да и сломанный нос не помешало бы откорректировать.
- Больше ничего не скрываете?
- А я и не скрывала. Всегда вам отвечала только правду, потому что совесть чиста.
- Ну, добро. Вы кажетесь абсолютно вменяемым человеком, буду рекомендовать комиссии снять вас с наблюдения.
- Огромное вам человеческое спасибо доктор! – добродушно улыбнулась пациентка и протянула толстый белоснежный конверт с иностранной валютой благодетелю. – Это благодарность за ваше понимание и содействие.
Выходя из кабинета, Елизавета Васильевна заметила, как откровенное одеяние подчеркивает ее стройные ноги с упруго-округлыми бедрами, сочными половинками попки, платье изумительно сидело на животе, а груди того гляди вывалились бы из декольте, если бы не поддерживающий лифчик с ажурной окантовкой по краю. Аморальным наряд от известного модельера нельзя было назвать, скорее строго-сексуальным, сильный пол в белых халатах мог свернуть себе шею, когда оглядывался на плывущую мимо них как королева женщину. Даже недостатки физиономии не отталкивали взгляды похотливых кобелей, начинавших фантазировать о сексе с фактурной незнакомкой, чей шлейф духов еще не успевал раствориться в коридоре после прохода.
«Ну, что ж, первый пункт плана реализован. Теперь нужно навестить старого знакомого Стасика, он ведь был таким пылким любовником и его папочку тоже необходимо наведать, если кости того проклятого алкоголика еще не сгнили в гробу!» - исчерпывающе подумала Елизавета, кокетливо стреляя заигрывающим взглядом в молоденького мальчика, пялившегося бессовестно на ее сиськи. Двуличие, безразличность к окружающему миру, черствость и беспощадность сменили в душе некогда приветливой, простодушной, доброжелательной девочки. Теперь это была жаждущая возмездия мстительница, имевшая средства, связи и возможности для нахождения обидчиков.
Найти и заманить Станислава Павловича и его отца Павла Сергеевича не составило труда. Старый пенек прозябал на даче по лету, небольшой домик за городом служил пресловутому мерзавцу убежищем, там-то и застала врасплох подонка его жертва. Дедуля божий одуванчик был только с виду, от него по-прежнему разило перегаром, ехидство и мерзопакостность сразу же проявлялись при беседе, но при этом обидчик не узнал Елизавету Васильевну, ведь она слишком изменилась за много лет. Дамочка явилась в гости к хрычу с деловым предложением – купить дом за баснословные деньги, просила сразу ее не выпроваживать, уговорила хозяина на чаепитие, предложив для деликатной беседы вкусный тортик, нафаршированный транквилизатором. Сынок извращенца и вовсе порывался вступить в половую связь с роскошной бабёнкой, подъехавшей к дому на большущем внедорожнике марки «Лексус». Хам сделал пошлый комплимент, гламурная кокетка не преминула ответить взаимностью, предложив наглецу совместно прокатиться к ней в гости. Стас был сверстником Елизаветы, они ходили в одну школу когда-то, жизнь стервятника совсем не трепала, у того даже морщинки ни одной не было, а седых волос так подавно.
- Приветствую вас, господа. Не признали?
- Слышь, чума, какого беса ты нас повязала?
- Сын, рожа мне ее кажется до боли знакомой.
- Да, дед, до боли в жопе! Лиза, папочка мой покойный вас в гости приглашал, но не чаи распивать, а меня беззащитную трахать.
- Ах ты шалава тупая. Живо развяжи, мы тебя сейчас же снова натянем по самые помидоры.
- Уймись, Стас. Говори, чего хочешь? – обратился старик, морщиня недовольную мину.
- Справедливости! Отец ее уже получил, теперь ваш черед.
- Отец твой давно на небесах, и в том твоей заслуги нет.
- Мой папочка в раю? Ха-ха! Он горит в аду, подонок конченный. Его последние минуты были невероятно жуткими. Если считать мой фетиш и безумие естественными, тогда его кончина тоже может считаться естественной. Он ведь оказался неспроста в кровати - его я привязала своими колготками да трусами, которые плавились при пожаре как целлофан, но до этого я его пытала воском горящей свечи. Вы не представляете, куда я ему свечи засовывала, чтобы считать кару равносильной тому зверству, что она сотворил со мной в молодости. Впрочем, я вам сегодня все наглядно продемонстрирую, любители женского тела.
Громоздкого сына мстительница расположила буквой «П» на столе, связав верхние и нижние конечности, в рот дамочка сунула кляп. Ветхого старикашку Елизавета Васильевна скрутила похлеще: руки и ноги втиснула в связанную кольцом веревку, запястья примотала к лодыжкам, к хозяйству бесчувственного дедушки подвесила массивный десятикилограммовый брусок, найденный в подвале, а рот вставила грязную тряпку. Ни дряхлый мерзавец, ни его крепкий сынок высвободиться не могли, в прошлом униженная, обиженная, оскорбленная до глубины души женщина трижды перепроверила прочность узлов веревок в палец толщиной. Желание устроить пытку стало одолевать властную хищницу, она распахнула туристическую сумку, переполненную всяческими принадлежностями, заглянула в боковой карман и вынула оттуда толстую, невероятно длинную восковую свечу.
- Ребятки, я ведь фетишист, страдающий от пиролагнии, проще говоря, пиромания мое жизненное кредо! С тех самых пор, как расправилась над отцом, только и мечтала отвести от себя подозрение в содеянном преступлении, экспериментировала, мечтая с вами голубчиками поквитаться. Не поверите, но тело испытывает сильнейшее возбуждение и эйфорию при виде полыхающего пламени.
Елизавета вставила свечу в зад Станиславу, анус не хотел раскрываться, и тогда мягкой рукой она стала дрочить ему кукан. В состоянии эрекции сфинктер быстро спрятался в свой анальный желобок, расчищая путь для постороннего предмета. Вторая свеча вошла в рот пленнику, фиксатор с зажимом удерживался на затылке вопящего мужчины, выплюнуть инородный предмет не было возможности. От безнадёги пленник заревел, как обиженный старшеклассниками мальчишка, у которого отняли портфель с учебниками. Охотничья спичка чиркнула о поверхность коробка, сера зашипела, порождая адский огонь оранжевого оттенка и множество искр, толстый черенок начал медленно тлеть, подбираясь от головки к пальцам. Фитили вспыхнули, свечи начали медленно плавиться и чем ближе огонь был к телу, тем неприятнее становился запах в сыром подвале, сначала паленые волосы на голове парня обуглились, затем наступил черед заднепроходного входа – анус вспыхнул как звезда на новогодней ели и мгновенно затух. Пока Станислав корчился в муках, Лиза взялась обрабатывать подвешенного в воздухе седовласого старца. Ее ладошки со свистом рассекали воздух, оставляя на сморщенных, пожухлых ягодицах лиходея красные следы, иногда удары смазывались, оставляя большую часть затраченной энергии в виде скользящего шлепка по стариковским гениталиям. Обрюзгший Павел Сергеевич сжимался всем телом, ища защиты для трухлявых орехов в обвисшем мешочке, несмотря на возраст, яйца больно саднили, к горлу подкатывал ком, который в пересохшей глотке никак было не продавить.
- Сгорая плачут свечи... - затянула Елизавета Васильевна, - ...сгорая, плачут свечи. Обожаю эту песню, могу вечно глядеть на скатывающиеся тяжелые капли плавленого воска. Ой, там сыну твоему, малодушная скотина, скоро нос опалит и тот превратится в уголек. Сейчас затушу огонь, дам воску присохнуть, а потом к вам вернусь, неуважаемый Павел Сергеевич. Стасик, я иду, потерпи!
Самка влажными пальцами затушила огарки, оставляя их в отверстиях тела паскуды, затем что было силы дала кулаком Станиславу в челюсть, кроша боковые резцы на мизерные частицы зубного кальция. Поставленный жесткий второй удар по почкам заставил терпеливого гада закашляться и озвучить порцию протестного молчания, пленник оглядел мучительницу испепеляющим взглядом, затем жалостно взглянул на отца, дергавшегося в ловушке, будто загнанный дикий зверь. От беспощадной жестокости и ненависти некогда голубые глаза Лизы стали черными и возбужденно сверкающими, словно у демона из адского пекла, она напоминала исчадье преисподней, которое выбралось через разлом земной коры на поверхность земли. Беспомощные жертвы дружно скулили, а высокомерная фурия не унимала озлобленного ворчания:
- Анальная смазка хорошо украсила твою попу, пламя сделало для очка бесплатную депиляцию, остается начать чихвостить тебя под хвост, жеребец!
- М-м-м...
- Знаю, что ты меня очень хочешь, - каратель приготовилась сделать смертельный прыжок, но затем отошла к сумке и достала ужасное орудие пыток. – Но пока слишком рано. Стасик, я не насладилась нашей близостью и хочу сделать тебе приятно, отымев в зад. Внушительный член приобрела специально для твоей тугой, узенькой, девственной попочки? В тот день вы мне все нутро изуродовали своими перцами, отчекрыжить бы их щипцами. Поэтому равнозначную муку и вы сегодня испытаете. Пожалуй, тебя прострапоню первым, чтобы отцу твоему дать шанс скопытиться от сердечного приступа, а если переживет – выебу его так, что в заднице ветер свистеть будет.
- М-м-м...
- Не хочу слушать твои слёзные оправдания. Готовь жопу, как говорят, смолоду.
При помощи грубой силы страпон вошел в прямую кишку обидчика, даря ему невообразимые ощущения и неописуемую боль. Анус хрустнул как чипсы при сдавливании, скупой рык прорвался сквозь остаток свечи наружу, когда фаллос двинулся обратно, плоть, прилипшая к сухому силикону, начала выворачиваться изнанкой. Красное зияющее кольцо было чуточку окровавлено, ведь без подготовки, предварительных ласк и дефлорации всунуть штуковину, десятисантиметрового диаметра – это не шуточки. Чтобы Стас не отключился, глумливая стерва дрочила ему хер, засаживая шомпол до самого крепления к поясу, когда сознание мученика начинало плыть, она останавливалась, давая время для адаптации. Дед молча созерцал растление сына, его волосатая щель между ягодиц сжалась до размера горошины, протаранить забаррикадированное отверстие с набега не получилось бы, поэтому Елизавета Васильевна фантазировала о том, как будет пытать Павла Сергеевича.
- Старый перечник, член еще не посинел? Гляди, скоро отвалится от груза. Давай отцепим брусок и возьмем твои коки в зажим, а ты поорёшь как девчонка, которую беспощадно в три ствола пользуют? Кстати, вы же там с папаней горемыкой моим выпить любили по молодости? Как смотришь на перцовку? 70 градусов, хлопнешь и сразу в нирвану, только я предлагаю сделать клизму из водки, чтобы увидеть, как горит твоя дырка от вожделения! – заносчиво выговорилась злопамятная и злая как тигрица женщина.
После этого Лиза сняла страпон с остатками выделений прямой кишки Стаса, залезла на стол и начала бесцеремонно раскрывать вульву пальцами. Бедняга лежал заворожено, наблюдая краем глаза за разошедшимися под влиянием пальцев половыми губами, контраст смуглой кожи и розовой плоти казался пленнику необъяснимо притягательным, разящий из лона терпкий аромат женщины пробудил в нем эрекцию. Несмотря на убогое положение, кобель возбуждался, одурманенный тяжелым плотским ароматом, его не интересовали безысходность и отсутствие перспектив к выживанию, хотелось только трахнуть эту сладкую, аппетитную, манящую щель. Из уретры прыснула моча, горячие капли «золотого дождя» срывались с изувеченного влагалища, распрыскивались в воздухе от напора и орошали морду плененного изувера. Кожу тут же начинало щипать, особенно подпаленные веки глаз, губы, нос, но спрятаться от шквала мочеиспускания никак не получалось. Когда последняя порция жидкости упала сверху, Лиза протёрла половые губы мочой, залезла в каждый уголок органа, а затем эту бумажку запихнула в глотку Стасу, со словами «чтобы не забывал вкус любимой женщины». Мужчина задергался, попытался снова развязаться, за что получил оплеуху по мокрой щеке, ладонь благодаря влаге смачно прилипла к коже, оставляя пунцовый отпечаток пятерни.
- М-м-м... - протяжно и глух скулил не унимавшийся отпрыск, глядя как мучитель приспосабливает к шлангу бутылку с ядрёной перцовкой, а другой конец при этом уже был вогнан в обещанное место.
- Да ты не очкуй, дорогуша, попечёт и перестанет. Твои слова? Вот сейчас и поглядим, насколько больно оно пекло! А будешь пытаться развязаться, так я спичку подожгу и к жопе дяди Пети поднесу.
Защитник прекратил энергичные чертыханья, резкие поползновенья и пылкие жестикуляции, обмер, будто его успокоительным средством обкололи, а вот отец затрясся всем телом, напоминая подожженную гусеницу. Когда часть водки оказалась у Павла Сергеевича в кишке, она достала резиновый вибратор, вставила в отверстие и включила имитатор на самую медленную частоту. Ужаленный в одно место пленник извивался в путах, выпученными глазами молил о пощаде, но Елизавета Васильевна только входила в азарт. Под руку случайно попал электрошокер, им кудесница пыточного развлечения издевалась как злобный полицейский над неугомонным преступником. Сначала дала разряд сыну в сосиску, затем поэкспериментировала с отцовскими придатками, от тока альфа-самцы едва не прокусили вставленные кляпы, кроша уцелевшую после избиения эмаль на зубах. Стремление подчинить сломленную волю, растоптать обидчиков, оскорбить их эго настолько, чтобы те поняли, какую гнусную вещь совершили много лет назад – этот пункт плана воинственной, бойкой дамочки пока не был реализован, но все к тому близилось.
- Мальчики, как вы относитесь к инцесту? – победоносно улыбнулась самодовольная, чёрствая, зловредная Лиза. – У меня между ног начало хлюпать от одной мысли, что на моих глазах сын будет перчить папеньку. Влага прямо через трусы выливаться скоро начнет. Бля, надоело мне с собой разговаривать! – сказала тиранка, выдергивая всю дрянь изо рта младшего из семейства.
- Не надо, всеми святыми заклинаю, - давился слюной устрашенный Стас, плача навзрыд. – Только не это!
- Ну, допустим, я вдоволь набаловалась. Предложи мне равносильную замену кульминации моего возмездия? Только мелочные издевательства не предлагай, мне нужен размах, чтобы на всю жизнь вам, козлам грёбаным запомнился! – вскрикнула Елизавета Васильевна и схватила за потемневшие обоссанные волосы Стаса.
- Могу тебе отлизать.
- Смеешься? Некоторые мужчины это за дар небес воспринимают, а тебе каторга. Еще! – недовольно укорила самка пошляка. – Я хочу, чтобы вы оба чувствовали себя выжатыми половыми тряпками, о которые вытерли ноги. Нужно эпатирующее пикантное надругательство! – обиженная женщина проявила лицемерие, скрывая, что это будет хитрый бонус перед самым мерзким финалом представления.
- Ну, давай хотя бы я отца трахну, у него-то все равно не поднимется шишка. Старый он уже.
- Договорились, только сначала ты сосёшь, авось елдак заведется и снова заработает с удвоенной силой, как тогда, - неудержимо подводила Елизавета пленника к инцесту. Я ведь не дура, понимаешь? Сейчас ошейник электрический тебе надену на горло, чтобы в случае неповиновения током шарахнуло, наручники сзади сам застегнешь и дрючить папулю будешь навису.
- Так не пойдет, - включил в себе неожиданно несговорчивого недотрогу Станислав. – Ты же можешь нас прикончить после всего.
- Дурачок, стоило бы мне ввязываться в эту тягомотину, не будь желания оставить вас в живых, - собрано лавировала в выбираемых фразах мучительница. – Это урок, а не казнь!
Елизавета сделала все, как продекламировала, нигде не отступила от сценария, в руке ее плотно сдавливался пульт от ошейника, собранность и умение осторожничать предрекло начало унизительного спектакля. Станислав робко, чуть дыша стоял около паха отца, продолжавшего закипать от перцовой водки в кишке, его слизистая была напрочь обожжена, тело навязчиво дергалось. Аромат пахнул от члена неаппетитным амбре, сын поморщил нос, но заткнуть его не смог, потому что руки плотно были пристегнуты со спины. Озлобленная мстительница подала сигнал на ошейник, горло тут же пронзило неприятным укусом, по лицу пробежали судороги секундной парализации. Отчужденный взгляд Елизаветы призывал к действиям, тогда пленник набрался мужества, вдохнул побольше воздуха и опустился лицом в пах отцу. Сбоку послышались громкие аплодисменты. Прекратить терзания – это бесценная возможность всецело зависела от Стаса, начинать нужно было с малого, поэтому он поспешно выдернул орудовавший в отцовском заду вибратор, плевком отправил его под ноги.
Елизавета Васильевна не успела надавить кнопку, вялый кукан старика прошмыгнул в пасть сынка, старая мошонка с дряхлыми тестикулами обосновалась на языке волосатым комком. Подлая женщина засмеялась звонким голосом, ее хрустальный смех резал слух двум самцам, предстоявшим постичь ужасы мужеложства, но тут же голос придирчиво потребовал:
- Соси чувственно, представь, что любишь его. Ведь ты любишь отца, выродок? – пошло подметила стерва. – Кончай строчить, у него не встанет. Пихай свою пипетку ему в зад да попрощаемся на этом!
Равнодушие по отношении к творившемуся распутству присутствовало в лицах всех участников фестиваля, но развратную Елизавету Васильевну не отпускала мысль, что она не до конца довела задуманный план. Раздраженная, она подскочила к парочке с веревкой в руках, наспех связала их и, вернувшись к столу, достала гигантскую свечу, которая при монотонном горении плавилась бы целую вечность. Рядом легла черная латексная маска с вырезами для глаз, носа и рта, мягкий материал был хитро подобран коварной метрессой, чтобы тот был невосприимчив к попаданию капель расплавленного воска.
- Время фетиша, сучки! – язвительно захохотала Лиза.
- Ты чего творишь, безумная. Мы же договаривались.
- А я с ублюдочными извращенцами переговоры не веду.
- Тебе за решеткой гнить за подобное до конца дней.
- Ой, малыш, забыла тебе сказать, Лизонька завтра улетает из страны. Ей изменят внешность, сделают новый паспорт, и она больше никогда не вспомнит о прошлой жизни, так что час расплаты пробил!!!
Фетиш горящей свечи начался: капли медленно падали на маску главы семейства, забрызгивая сомкнутые веки, обилие быстро стынущей жидкости образовало толстый слой, вскоре соединившийся из двух омутов на переносице. В рот спесивая дамочка не капала, оставляя старику шанс на выживание, очень много капель прилетело в пах отключившемуся обидчику, но его отпрыск стойко терпел каждую непродолжительную боль. На спине было столько воска, что тело Стаса напоминало фитиль, поднеси к волосам спичку, он сам пыхнет ярким пламенем и будет гореть вечным огнем. Самодовольная сука поливала его член, гениталии бедра, заставляя корчиться от боли и быстро затухающих ожогов, это было зрелище не для слабонервных, настоящая адская пытка воском при жизни за содеянные грехопадения.
